Путь монахини: "Главное, что я с Богом"
Сайт храма преподобномученицы княгини Елизаветы
30.06.2016
За годы существования Свято-Елизаветинского храма постоянные прихожане привыкли видеть на всех воскресных и праздничных службах маленькую женщину, скромно стоящую где-нибудь в уголке, которая с дружелюбием и добротой улыбается всем знакомым и незнакомым людям. Ко многим подходила она со словами: «Напиши мне на листочке имена своих близких и свое имя, я буду о вас молиться!». Некоторые смотрели удивленно, некоторые понимающе кивали головой, но все без исключения, торопливо записывали на листочки имена.
В конце апреля этого года прихожане увидели ее в черном монашеском облачении. Кстати, почти все сотрудники Елизаветинского прихода присутствовали на постриге, где новоявленную монахиню нарекли именем Матрона. Правящий архиерей, который совершал постриг, в напутственной речи сказал о том, что главное послушание монахини теперь – любить всех, кто ее окружает, и обо всех молиться. Монахиня Матрона пришла в монашество в уже почтенном в возрасте – в 78 лет. О том, какой нелегкий путь прошла она, прежде чем стать монахиней, мне довелось узнать из простой тетради в клеточку, которую я получила недавно. Дело в том, что понадобилась официальная биография монахини, и мать Матрона просто и коротко описала всю свою жизнь в этой ученической тетрадке.
- Ты выбери уж из всего, что нужно, и напиши! - сказала мне она.
Официальная биография была составлена и отправлена. Но вот тетрадочка эта все не давала мне покоя! Можно ли мне поделиться сокровенными строчками, написанными рукой монахини, со всеми читателями нашего приходского сайта. Я сомневалась.
- Если Богу будет угодно, то напечатаешь. Я сама ничего не могу решать, так много в жизни ошибок делаю, что уповаю только на Него. Ты поговори с батюшкой! – такие слова услышала я от матери Матроны в ответ на просьбу разрешить опубликовать биографию.
История матушки Матроны приведена почти дословно.
Родилась я 10 ноября 1938 года в городе Хабаровске. С детства сильно болела и до 10 лет не ходила. Мама, Пелагея Ивановна, работала почтальоном в восемнадцатом почтовом отделении до самой смерти. Когда я начала ходить, то помогала ей разносить газеты, журналы, письма (мама нижние этажи, а я верхние). Папа, Александр Иванович, был военнослужащим, матросом на катере, возил командиров на поручения. Я в школе училась плохо, почти в каждом классе оставалась на второй год, а в пятом на третий год осталась. Кое-как закончила шесть классов. Слаба была памятью – стихи учила по месяцу. Выучу (даже куда-то иду, бывало, все про себя повторяю), в классе руку подниму с желанием прочитать стих, выйду к доске, первые две-три строки прочитаю, и все, забыла…
- Садись, два!
Дома меня папа сильно наказывал за плохую учебу. У нас была кладовая, там папа стегал меня плеткой, сделанной из ремня. Приду в класс, а сидеть не могу, больно, соскакиваю с места. Меня за это из класса выставляли в коридор. Как-то проходит по коридору директор, спрашивает, почему я не на уроке. Я подняла руку, чтобы слезы вытереть, а Тамара Федоровна увидела черные полосы у меня на руке. Завела в свой кабинет, осмотрела меня, увидела, что вся спина в синих рубцах. Позвала учительницу, показала ей мою спину и велела больше не наказывать. После уроков Тамара Федоровна пошла ко мне домой. Долго я ее уговаривала не ходить: «только мне и вам хуже будет!». Только все равно пошла. Увидев, что я иду не одна, а с директором школы, папа схватил топор и спрятался за дверь. А когда стали заходить, он замахнулся на Тамару Федоровну, но промахнулся. Она испугалась – и бежать, отец за ней! Не догнал. Нас, детей, тоже обижал, но больше всех маме доставалось. Мы с сестрами Любой и Светланой пытались заступиться, так он нас или под кровать загонит или в подпол, а чтоб крышку открыть не смогли, ставил сверху бочку с водой или огурцами солеными.
Мама круглая сирота, с трех лет ее воспитывал дядя. У дяди Павла семья большая была – 12 человек! А когда он с семьей из Молдавии переехал, то и мама с ними. Бывало, придет к нему моя мама Пелагея, плачет, жалуется на жизнь, домой возвращаться не хочет. Но дядя ее успокаивал – ради детей надо терпеть, говорит. Папа обещал не обижать, но как выпьет водки – разгневается сильно, маму изобьет, а если она на работе – то мне доставалось. И вот в 1960 году мама ушла из жизни, совсем молодая, ей всего-то 38 лет было. Отец вскоре на другой женился, у нее сын моего возраста. Я тогда уже в онкологии на Шевченко 22 работала, еще и в вечерней школе училась, на базе КАФ. Возвращалась вечером со школы домой, меня встречал сын тети Паши, домой не пускал, приставал ко мне. К кому ж мне за защитой обратиться, как не к папе! Но в ответ я услышала слова, которые даже повторять не хочется, сама, мол, виновата, не так себя веду, да еще и на сына наговариваю! Пришлось со слезами на глазах убежать из родного дома.
Днем – на работе, вечером – на занятиях. Я еще и на трехгодичных курсах медсестер училась. А потом на железнодорожном вокзале ночевала. Однажды заметили, стали выгонять. Так я в подъездах ночевать стала. Раньше подъезды не закрывались, так я на лестничной площадке у батареи свернусь клубочком и усну. А утром – на работу. Так и жила, пока, однажды милиционер не увидел меня спящую, и не привез в отделение. Ох, как перепугалась, когда приставать ко мне начал, как смогла вырваться и убежать от него, сама не знаю! Ноябрь, мороз, а я в легких туфельках и чулках. Ночевать негде. До 12 ночи отогревалась в Центральном гастрономе. Потом решила попросить ночлега в онкологии, где работала санитаркой. Добежала до больницы, стучу в окно, прошу пустить хотя бы погреться. Надо, говорят, разрешение главврача, хоть ты здесь и работаешь! Бегу к телефонной будке, звоню главврачу.
- Где ты сейчас, откуда звонишь? Спускайся к речному вокзалу, я тебя встречу! Привела меня Александра Ефремовна к себе домой, заставила раздеться. А как увидела мои побелевшие от холода ступни, просто ахнула! Тут же открыла балкон, зачерпнула горсть снега, и давай мне ноги докрасна растирать. Напоила меня чаем с малиной и на диван уложила. Утром Александра Ефимовна написала мне записку, и оставила ключи от квартиры. А как проснулась, смотрю: на работу опоздала! Дверь захлопнула и побежала. Сгоряча и не почувствовала боли в ногах. Зато вскоре от боли едва дошла до работы. Со слезами на глазах добралась до отделения. Медсестра нервничает, работы много, а меня нет. Написала на меня докладную, отнесла к главврачу. Иди, говорит, к завотделением, сейчас она тебе покажет! Анне Федоровне Суворовой, заведующей отделением, к тому времени уже все рассказала обо мне и моих обмороженных ногах Александра Ефимовна. В общем, стала я у Анны Федоровны жить. У нее двое детей было, а я третьей стала. А своих сестер я устроила в детский дом. Папа к тому времени в тюрьму сел, за то, что соседа ударил кувалдой по голове. Тот стал инвалидом до конца жизни.
В 1967 году я поехала в Одессу в институт им. Филатова. Там меня обследовали, удалили правый глаз, провели лечение опухоли на втором глазу. Зрение осталось 15 %. Так как лечение было длительным, нужно было платить за пребывание в больнице, устроилась на работу санитаркой в онкологическом отделении, одновременно медсестрой в перевязочной. Днем на работе, вечером - в вечерней школе, ночью подавала инструменты во время срочных операций. Помогала заведующей, ходила с ней в поликлинику на консультации больных, помогала врачам и в других отделениях. Утром через окно влезала в кабинет заведующей и отдыхала на раскладушке до начала рабочего дня. В Одессе в 1968 закончила 10 классов вечерней школы с отличием. Получила в награду ценный подарок и билет в Театр Балета. Врачи в больнице с радостью встречали каждый моей приезд. «Наше солнышко взошло!» - так меня всегда приветствовали. Последний раз в Одессу я приехала в 1974 году. Зрение не вернулась, врачи сказали, что ожидать можно только ухудшения. Одиннадцатый класс закончила уже в Хабаровске.
Когда вернулась домой, узнала, что ушла из жизни моя сестра Люба. Она к тому времени лечилась в психиатрической больнице. Когда Люба умерла, ей было всего 16 лет. Мне даже не сообщили о ее смерти, хотя знали, что она не одинокая, ведь я часто ее навещала. Так и похоронили в мое отсутствие как безродную. Младшая сестрица Светлана стала жить разгульно. Со мной три года отказывалась общаться. Я проработала в онкологическом диспансере 50 лет, получила медаль. В юности приходилось работать одновременно и медсестрой в больнице, и сестрой-воспитательницей в детских яслях, в воскресные дни через сутки работала уборщицей в бухгалтерии.
В храм я начала ходить в 2001 году. А в феврале 2002 г меня крестили в храме святителя Иннокентия Иркутского. Крестным отцом мне стал отец Георгий Сивков. А когда начались занятия в молодежном клубе, я стала активным участником. Сначала занятия были на улице, потом нашли помещение. Много лет я посещала «молодежку». Сейчас многие те ребята стали священниками. В 2011 году окончила богословские курсы при Хабаровской духовной семинарии.
Что-то о Боге я стала понимать еще в детстве, когда отец рассказывал о своей работе. Когда-то, еще в юные годы, мой папа возил пленников. Их, связанных по рукам и ногам, расстреливали и сбрасывали в Амур. Среди арестованных были священники и церковнослужители. После этого-то он и стал пить. Папа нуждался в моей помощи. В конце жизни он стал психически нездоров. А я не понимала и боялась его, даже после его смерти боялась. Последние годы его болезни папа жил со мной. За два-три месяца до своей смерти переехал он в дом к моей сестре – захотел побыть с младшей дочерью. Но та любила выпить. И вот однажды зимой, напившись, оставила она отца, не закрыв дверь, ушла из дома. А потом упала на улице, замело ее снегом. Сосед увидел, выкопал еще живой, привел домой. Так как дверь была открыта, дом вымерз, отец спал и во сне замерз, лежал уже окоченевший. Светлана, придя в себя, сказала, где я работаю. Приехали за мной, чтобы я опознала своего отца.Когда я осознала, что отец был психически нездоров, я стала молиться за него, простила все нанесенные мне обиды. Молюсь за него до сих пор, молюсь и за маму Пелагею. Нас было семь детей, осталось трое. Теперь я одна. Сестры мои очень любили меня. Светлана сказала мне: «Прости меня, что обижала тебя. Я так люблю тебя! Прости и молись…». А через час пришел ее ухажер и сказал, что Светлана умерла. Вот я и молюсь… Все они живы и со мной: и родители, и сестры!
Теперь я счастлива! У меня много друзей. Трудилась в Свято-Елизаветинском храме с момента его освящения до тех пор, пока были силы работать! 27 апреля приняла постриг в монашество с именем Матрона. Мои детство и юность повлияли на здоровье, но это не беда. Главное, что я с Богом, с заботливой Матушкой Богородицей! А сколько друзей! А какая забота! И привезут в храм, и дадут возможность ночь отдохнуть, и обратно доставят. При болезни навещают, не забывают. Ежедневно междугородние звонки друзей. Хочется всех обнять, утешить, приободрить.
Описала кратко. Прочитав, что нужно возьмите для моей автобиографии. Простите, если можно, грешницу, теперь Матрону. Благодарю митрополита Игнатия за то, что удостоил чести принять монашеский постриг.
